Page 56 - Мертвые души
P. 56

тех пор, покамест одно странное свойство гостя и предприятие, или как говорят в провинциях
               пассаж, о котором читатель скоро узнает, не привело в совершенное недоумение почти весь
               город.

                                                         ГЛАВА II

                     Уже более недели приезжий господин жил в городе, разъезжая по вечеринкам и обедам и
               таким образом проводя, как говорится, очень приятно время. Наконец он решился перенести
               свои визиты за город и навестить помещиков Манилова и Собакевича, которым дал слово.
               Может быть к сему побудила его и другая, более существенная причина, дело более сурьезное,
               такое, которое было несравненно ближе к его сердцу… Но обо всем этом читатель узнает
               постепенно и в свое время, если только будет иметь терпение прочесть предлагаемую повесть,
               очень  длинную  и  раздвинущуюся[Так  в  подлиннике.  ]  потом  шире  и  просторнее  по  мере
               приближения к концу, венчающему дело.

                     Кучеру  Селифану  отдано  было  приказание  с  раннего  утра  заложить  лошадей  в
               известную  бричку;  Петрушке  же  приказано  было  оставаться  дома  смотреть за  комнатой  и
               чемоданом.  Для  читателя  будет  не  лишне  познакомиться  с  этими  двумя  крепостными
               человеками нашего героя. Хотя конечно они лица не так заметные и то, что называют [лица]
               второстепенные,  если  даже  <не>  третьестепенные,  хотя  главные  ходы  и  пружины  нашего
               романа на них не утверждены и разве кое-где касаются и легко зацепляют их  —  но автор
               любит  чрезвычайно  быть  обстояте<льным>  во  всем,  что  ни  есть  в  его  поэме,  и  в  этом
               отношении, несмотря на то, что сам человек русской, [но] он хочет быть аккуратен, как немец.
               Это займет [однако ж] впрочем немного времени и места, ибо немного останется прибавить к
               тому, что уже читатель знает, то есть что Петрушка ходил в несколько широком коричневом
               сертуке  с  барского  плеча  и  имел  по  обычаю  людей  своего  звания  крупный  нос  и  губы.
               Характера  он  был  больше  молчаливого,  чем  разговорчивого,  имел  даже  благородное
               побуждение к просвещению, т. е. чтению книг, [Далее начато: которых впрочем содержание
               он] содержанием которых он впрочем вовсе не затруднялся. Ему было совершенно все равно:
               похождение ли это какого-нибудь влюбленного героя, [описание ил<и>] молитвенник, или
               просто букварь — он всё читал с равным вниманьем. Если бы ему подвернули химию, он и от
               нее бы не отказался. Ему нравилось не то, [что он] о чем читал он, но больше самое чтение, или
               лучше процесс самого чтения, что вот-де из букв вечно выходит какое-нибудь слово, которое
               иной  раз  чорт  знает  что  и  значит.  Это  чтение  совершалось  более в лежачем положении в
               передней на кровати и на тюфяке, сделавшемся от этого убитым, тонким, [тоненьким] как
               лепешка.  [И  потому]  И  так,  оставаться  где-нибудь  одному  ему  вовсе  не  было  скучно,
               напротив,  даже  поучительно.  Кроме  страсти  к  чтению  он  имел  еще  два  обыкновения,
               составлявшие две другие его характеристические черты: спать всегда не раздеваясь, так, как
               есть, в том же сертуке и носить всегда с собою какой-то свой особенный воздух особенного
               запаха,  отзывавшегося  несколько  жилым  покоем;  так  что  достаточно  было  ему  только
               пристроить свою кровать где-нибудь, хоть в необитаемой дотоле комнате, да перетащить туда
               свою шинель  и  пожитки,  и  уже  казалось в  этой  комнате  лет  десять жили  люди.  Чичиков,
               будучи человек весьма деликатный, иной раз поутру на свежий нос потянувши к себе воздух,
               только поморщивался да встряхивал головою и произносил:

                     “Ты, брат, чорт тебя знает, потеешь что ли. Сходил бы ты хоть в баню”. На что Петрушка
               ничего не отвечал, а старался заняться тут же каким-нибудь делом: или подходил с щеткой к
               висевшему  барскому  фраку,  или  просто  прибирал  что-нибудь  в  комнате.  Может  быть  он
               что-нибудь и думал в это время, когда молчал, может быть он говорил про себя: “и ты, однако
               ж, хорош: не надоело же тебе сорок раз повторять одно и то же”. Бог знает, трудно знать, что
               думает дворовый крепостной человек в то время, когда барин дает ему наставление. Итак, вот
               что на первый раз можно сказать о Петрушке. Кучер Селифан, напротив… Но, признаться,
   51   52   53   54   55   56   57   58   59   60   61