Page 60 - Мертвые души

спит] с желаньем более ограниченным, спит и грезит о том, как бы пройтиться на гуляньи с
каким-нибудь [камергером или] флигель-адъютантом, и чтоб увидели это его знакомые;
пятый имеет уже такую руку, которая чувствует влечение непреодолимое заломить угол
какому-нибудь бубновому тузу или двойке, тогда как рука шестого так и лезет произвести
где-нибудь порядок, подобраться поближе к личности станционного смотрителя или
ямщиков. Словом, у всякого есть свое; но у Манилова ничего не было. [Вместо “третий
охотник ~ не было”: этому уже ~ никакой страсти (РМ); а. Начато: Третий ~ его знакомые. Тот
не знает, что делать с своей рукой, которая чувствует зуд непреодолимый; у того рука чешется
заломить угол бубновому тузу или двойке, тогда как рука какого-нибудь иного] Дома он
говорил[говорил по обыкновению] очень мало и большею частию размышлял и думал, но о
чем он думал, тоже разве только одному богу было известно. [разве один бог мог знать]
Хозяйством он нельзя сказать чтобы занимался: [Хозяйством тоже нельзя сказать, чтобы он
очень занимался] он даже никогда не ездил на поля; хозяйство шло как-то само собою. Когда
прикащик говорил: “Хорошо бы, барин, то и то сделать”, “Да, не дурно”, отвечал он
обыкновенно куря трубку, которую курить сделал [он] привычку, когда еще служил в армии,
где считался скромнейшим, деликатнейшим и образованнейшим офицером. “Да, именно, не
дурно”, повторял он. Когда приходил к нему мужик и, почесавши рукою в затылок, говорил:
“Барин, позволь отлучиться на работу, подать заработать!” “Ступай”, говорил он, куря трубку,
и ему даже в голову не приходило, что мужик шел пьянствовать. Иногда, глядя с крыльца на
двор и на пруд, говорил он о том, как бы хорошо было, если бы вдруг от дома провести
подземный ход или чрез пруд выстроить каменный мост, на котором бы были по обеим
сторонам лавки и чтобы в них сидели купцы и продавали разные мелкие товары, нужные для
крестьян. При этом глаза его делались чрезвычайно сладкими и лицо его принимало самое
довольное выражение; впрочем, все эти прожекты так и оканчивались одними только словами.
В его кабинете всегда лежала какая-то книжка, заложенная закладкою на 14 странице,
которую он постоянно читал уже два года. В доме его чего-нибудь вечно недоставало. В
гостиной стояла у него прекрасная мебель, обтянутая щегольской шелковой материей,
которая, верно, стоила весьма не дешево, но одно кресло было сломано и только для вида были
приставлены к нему ручка и ножка, и хозяин всякой раз предостерегал своего гостя словами:
“Не садитесь на это кресло, оно худо”, а предостережение это делалось постоянно в
продолжение шести лет, то есть с того времени, как сломалось кресло. В иной комнате и вовсе
не было мебели; хотя он и говорил в первые дни после женитьбы своей: “Душенька, нужно
будет завтра похлопотать, чтобы в эту комнату на время хоть какую-нибудь мебель
поставить”. Ввечеру подавался на стол тоже очень щегольской [высокой] подсвешник из
темной бронзы с тремя античными грациями и перламутным зонтиком, и рядом с ним
ставился какой-то просто медный инвалид, хромой, [и весь] свернувшийся на сторону и весь в
сале, хотя этого не замечал ни хозяин, ни хозяйка, ни слуги. Жена его… впрочем, они
совершенно были довольны друг другом. Несмотря на то, что минуло более 8 лет их
супружеству, из них всё еще каждый приносил друг другу или кусочек яблочка, или конфетку,
или орешек, и говорил трогательно-нежным голосом, [а. нежно-трогательным] выражавшим
совершенную любовь: “Разинь, душенька, свой ротик, я тебе положу этот кусочек”.[Далее
начато: Натурально] Само собою разумеется, что ротик раскрывался при этом случае очень
грациозно. Ко дню рожденья приготовляемы были сюрпризы: какой-нибудь бисерный
чехольчик на зубочистку. И весьма часто сидя на диване, вдруг, и совершенно неизвестно из
каких причин, один, оставивши свою трубку, а другая работу, если только она держалась в то
время в руках, они напечатлевали друг другу такой томный и длинный поцелуй, что в
продолжение его можно было прочесть небольшой листок[а. номер] газеты. Словом, они были
то, что говорится счастливы. Конечно, можно бы заметить, что в доме есть много других
занятий и обязанностей, кроме продолжительных поцелуев и сюрпризов, и много бы можно
сделать разных запросов: зачем, например, не весьма опрятно на кухне, зачем довольно пусто
в кладовой, зачем воровка ключница, зачем нечистоплотны слуги, зачем вся дворня спит
немилосердым образом и повесничает в остальное время. Но, впрочем, как же и заниматься