Page 64 - Мертвые души

“И знаете, Павел Иванович!” сказал Манилов, сделавши такую сладкую мину, что уж
даже было[что даже сделалось] несколько приторно, как натощак, “тогда чувствуешь
какое-то, в некотором роде, [какое-то эдакое] духовное наслаждение… Вот как, например,
теперь, когда случай мне доставил счастие, можно сказать, редкое, которого я даже, в
некотором роде, недостоин: то есть говорить с вами и наслаждаться приятным вашим
разговором…”

“Помилуйте, [О, помилуйте] как можно, чтобы я льстил себя… Ничтожный человек и
больше ничего”, отвечал Чичиков. [“отвечал Чичиков” вписано. ]

“О! Павел Иванович! Я бы с радостию отдал половину всего моего состояния, чтобы
иметь часть тех достоинств, которые имеете вы!..”

“Напротив того, я бы почел с своей стороны за величайшеее…”

Неизвестно, до чего бы дошло взаимное излияние чувств обоих[до чего бы дошли
взаимные учтивства двух] приятелей, если бы вошедший слуга не доложил, что кушанье
готово.

“Прошу покорнейше”, сказал Манилов. “Вы извините, если у нас нет такого обеда, какой
на паркетах и в столицах. У нас просто по русскому обычаю щи, но от чистого сердца.
Покорнейше прошу”.[Прошу покорнейше]

Тут они еще несколько времени поспорили о том, кому первому войти, и наконец,
Чичиков вошел боком в столовую.

В столовой уже стояли два мальчика, дети Манилова, которые были в тех летах, когда
сажают уже за стол, но еще на высоких стульях. При них стоял учитель, который очень
вежливо и с улыбкою поклонился. Хозяйка села за свою суповую чашку. Гость был посажен
между[Вместо “Гость ~ между”: Мужчины ~ между (РМ)] хозяином и хозяйкою. Слуга
завязал детям на шею салфетки.

“Какие миленькие дети”, сказал Чичиков, посмотрев на них, “а который год?”

“Старшему осьмой, а меньшому вчера только минуло шесть”, сказала Манилова.

“Менелай!” сказал Манилов, обратившись к старшему. Чичиков поднял несколько
бровь, услышав такое совершенно неожиданное имя, [такое странное имя] но постарался тот
же час привесть лицо в обыкновенное положение. “Менелай, скажи мне, какой лучший город
во Франции?”

Здесь учитель обратил всё внимание на Менелая и, казалось, хотел вскочить ему в глаза,
но наконец совершенно успокоился и кивнул головою, когда Менелай сказал:

“Париж”.

“А у нас какой лучший город?” спросил опять Манилов.

Учитель опять…[Фраза не дописана. ]

“Петербург”, отвечал Менелай.