Page 634 - Мертвые души

газеты, новые книги и журналы [газеты и жу<рналы>] и попадалось ему в печати знакомое
имя прежнего товарища, уже преуспевавшего [уже подвизавше<гося>] на видном поприще
государственной службы или приносившего посильную дань наукам и образованью
всемирному, тайная тихая грусть подступала ему под сердце, и скорбная, безмерно-грустная,
тихая жалоба на бездействие свое прорывалась невольно. Тогда противной и гадкой казалась
ему жизнь его. С необыкновенной силой воскресало пред ним школьное минувшее время и
представал вдруг, как живой, Александр Петрович… Градом лились из глаз его слезы, и
рыданья продолжались почти весь день.

Что значили эти рыданья? Обнаруживала ли ими болеющая душа скорбную тайну своей
болезни? что не успел образовать<ся> и окрепнуть начинавший в нем строиться высокий
внутренний человек; что, неиспытанный заране в борьбе с неудачами, не достигнул он до
высокого состоянья возвышаться и крепнуть от преград и препятствий; что, растопившись
подобно разогретому металлу, богатый запас великих ощущений не принял последней
закалки, и теперь, без упругости, бессильна его воля; что слишком для него рано умер чудный
необыкновенный наставник и что нет теперь никого во всем свете, кто бы был в силах
воздвигнуть и поднять шатаемые вечными колебаньями силы и лишенную упругости,
немощную волю, [лишенную упругости или слабую немощную волю] кто бы крикнул живым,
пробуждающим голосом, — крикнул душе пробуждающее слово: вперед, [Далее начато:
всемогущее слово, отовсюду] которого жаждет повсюду, на всех ступенях стоящий, всех
сословий, званий и промыслов, русской человек.

Где же тот, кто бы на родном языке русской души нашей умел бы нам сказать это
всемогущее слово: вперед? Кто, зная все силы, и свойства, и всю глубину нашей природы,
одним чародейным мановеньем может устремить на высокую жизнь русского человека?
Какими слезами, какой любовью заплатил бы он ему. Но веки проходят за веками, —
полмилиона сидней, увальней и байбаков дремлет непробудно, и редко рождается на Руси
муж, умеющий произносить это всемогущее слово.

Одно обстоятельство чуть было, однако же, не разбудило Тентетникова и чуть было не
произвело переворота в его характере. Случилось что-то вроде любви, но и тут дело как-то
свелось на ничего. В соседстве, в десяти верстах от его деревни, проживал генерал, [Далее
начато: который, как уже видели мы] отзывавшийся, как мы уже видели, не совсем
благосклонно о Тентетникове. Генерал жил генералом, хлебосольствовал, любил, чтобы
соседи приезжали изъявлять ему почтенье, сам, разумеется, визитов не платил, говорил
хрипло, читал книги и имел дочь, существо невиданное, странное, [существо странное,
невиданное] которую скорей можно было почесть [можно было назвать] каким-то
фантастическим видением, чем женщиной. Иногда случается человеку во сне увидеть что-то
подобное, и с тех пор он уже во всю жизнь свою грезит этим сновиденьем, действительность
для него пропадает навсегда и он решительно ни на что не годится. Имя ей было Улинька.
Воспиталась она как-то странно. Ее воспитывала англичанка-гувернантка, не знавшая ни
слова по-русски. Матери лишилась она еще в детстве. Отцу было некогда. Впрочем, любя дочь
до безумия, он мог только избаловать ее. Необыкновенно трудно изобразить портрет ее. Это
было что-то живое, как сама жизнь. Она была миловидней, чем красавица; лучше, чем ум;
стройней, воздушней классической женщины. Никак бы нельзя было сказать, какая страна
положила на нее свой отпечаток, потому что подобного [Далее начато: очерт<анья>] профиля
и очертанья лица трудно было где-нибудь отыскать, разве только на античных камеях. Как в
ребенке, воспитанном на свободе, в ней было всё своенравно. Если бы кто увидал, как
внезапный гнев собирал вдруг строгие морщины на прекрасном челе ее и как она спорила
пылко — с отцом своим, он бы подумал, что это было капризнейшее созданье. Но гнев бывал у
нее только тогда, когда она слышала, о какой бы то ни было несправедливости или жестоком
поступке с кем бы то ни было. Но как вдруг исчезнул бы этот гнев, если бы она увидела того