Page 682 - Мертвые души

“А как ее фамилия и где она проживает?” спросил Чичиков.

“Живет она у нас же в городе, Александра Ивановна Ханасарова”.

“Отчего ж вы не обратитесь к ней?” сказал с участьем Платонов. “Мне кажется, если бы
она только поближе вошла в положенье вашего семейства, она бы не в силах была отказать
вам, как бы ни была туга”.

“Ну, нет, в силах. У тетушки натура крепковата. Это старушка-кремень, Платон
Михайлыч! Да к тому ж есть и без меня угодники, которые около нее увиваются. Там есть
один, который метит в губернаторы; приплелся ей в родню. Бог с ним, может быть, и успеет.
Бог с ними со всеми. Я подъезжать и прежде не умел, а теперь и подавно: спина уж не гнется”.

“Дурак!” подумал Чичиков. “Да я бы за этакой тетушкой ухаживал, как нянька за
ребенком”.

“Что ж, ведь этак разговаривать сухо”, сказал Хлобуев. “Эй, Кирюшка! принеси-ка еще
другую бутылку шампанского”.

“Нет, нет, я больше не буду пить”, сказал Платонов.

“Я также”, сказал Чичиков. И оба отказались они решительно.

“Ну, так, по крайней мере, дайте мне слово [Далее начато: отоб<едать>] побывать у меня
в городе. 8-го июня я даю маленькой обед нашим городским сановникам”.

“Помилуйте”, вскрикнул Платонов. “В таком состоянии, разорившись совершенно — и
еще обед?”

“Что ж делать? нельзя. Это долг”, сказал Хлобуев. “Они меня также угощали”.

“Что с ним делать?” подумал Платонов. Он еще не знал того, что на Руси, на Москве и
других городах, водятся такие мудрецы, которых жизнь необъяснимая загадка. Всё, кажется,
прожил, кругом в долгах, ни откуда никаких средств, и обед, [кругом в долгах и обед] который
задается, кажется, последний; и думают обедающие, что завтра же хозяина потащат в тюрьму.
Проходит после того 10 лет. Мудрец всё еще держится на свете, еще больше прежнего кругом
в долгах и также задает обед, и все думают, что он последний, и все уверены, что завтра же
потащат хозяина в тюрьму. Такой же [Почти такой же] мудрец был Хлобуев. Только на одной
Руси можно было существовать таким образом. Не имея ничего, он угощал и хлебосольничал,
и даже оказывал покровительство, поощрял всяких артистов, приезжавших в город, давал им у
себя приют и квартиру. Если <бы> кто заглянул [Далее начато: к нему] в дом его,
находившийся в городе, он бы никак не узнал, кто в нем хозяин. Сего дни поп в ризах служил
там молебен. Завтра давали репетицию французские актеры. В иной день какой-нибудь,
неизвестный никому почти в дому, [какой-нибудь почти неизвестный никому в дому]
поселялся в самой гостиной с бумагами и заводил там кабинет, и это не смущало и не
беспокоило никого в доме, [заводил там кабинет, и никого в доме это не смущало и не
беспокоило] как бы было житейское дело. Иногда по целым дням” не бывало крохи в доме.
Иногда же задавали в нем такой обед, который удовлетворил бы вкусу утонченнейшего
гастронома. Хозяин [И хозяин] являлся праздничный, веселый, с осанкой богатого барина, [с
осанкой барина] с походкой человека, которого жизнь протекает в избытке и довольстве. Зато
временами бывали такие тяжелые минуты, что другой давно бы, на его месте, повесился или
застрелился. Но его спасало религиозное настроение, которое странным образом [Далее