Page 683 - Мертвые души

начато: соеди<нялось>] совмещалось в нем вместе с беспутною его жизнью. В эти горькие,
тяжелые минуты развертывал он книгу и читал жития страдальцев и тружеников,
воспитывавших дух свой быть превыше страданий и несчастий. Душа его в это время вся
размягчалась, умилялся дух и слезами исполнялись глаза его. И, странное дело! — почти
всегда приходила к нему в то время откуда-нибудь неожиданная помощь: или кто-нибудь из
старых друзей его вспоминал о нем и присылал ему деньги; или какая-нибудь [Далее начато:
христолю<бивая>] проезжая незнакомая барыня, христолюбивая, великодушная душа,
нечаянно услышав о нем историю и тронувшись, с стремительным великодушьем женского
сердца присылала ему богатую подачу; или выигрывалось где-нибудь в пользу его дело, о
котором он никогда и не слышал. Благоговейно, благодарно признавал он в это время
необъятное милосердье провиденья, служил благодарственный молебен и вновь начинал
беспутную жизнь свою.

“Жалок он мне, право, жалок”, сказал Чичикову Платонов, когда они выехали от него.
[выехали из двора. ]

“Блудный сын!” сказал Чичиков. “О таких людях и жалеть нечего”.

И скоро они оба перестали о нем думать: Платонов — потому, что лениво и полусонно
смотрел на положенья людей, [смотрел на мир] так же, как и на всё в мире. Сердце его
сострадало и щемило при виде страданий других, но впечатленья не впечатлевались глубоко в
его душе. Он потому не думал о Хлобуеве, что и о себе самом не думал. Чичиков потому не
думал о Хлобуеве, что все мысли были заняты приобретенною покупкою. Он исчислял,
рассчитывал и соображал все выгоды купленного имения. И как ни рассматривал, на какую
сторону ни оборачивал дело, видел, что во всяком случае покупка была выгодна. Можно было
поступить и так, чтобы заложить имение в ломбард. Можно было поступить и так, чтобы
заложить одних только мертвецов и беглых. Можно было поступить и так, чтобы прежде
выпродать по частям все лучшие земли, а потом уже заложить в ломбард. Можно было
распорядиться и так, чтобы заняться самому хозяйством и сделаться помещиком, по образцу
Попонжогла, пользуясь его советами, как [Далее начато: прият <еля>] соседа и благодетеля.
Можно было поступить даже и так, [поступить и так даже] чтобы перепродать [чтобы продать]
в частные <руки> имение (разумеется, если не захочется самому хозяйничать), оставивши при
себе беглых и мертвецов. Тогда представлялась и другая выгода: можно было вовсе улизнуть
из этих мест и не заплатить Скудронжогле денег, взятых у него взаймы. Словом, всячески, как
ни оборачивал он это дело, видел, что во всяком случае покупка была выгодна. Он
почувствовал удовольствие, — удовольствие от того, что стал теперь помещиком; помещиком
не фантастическим, но действительным помещиком, у которого есть уже и земли, и угодья, и
люди. Люди не мечтательные, [люди не воображаемые] не в воображеньи пребываемые, но
существующие. И понемногу начал он и подпрыгивать, и потирать себе руки, и подпевать, и
приговаривать, и вытрубил на кулаке, приставивши его себе ко рту, как бы на трубе, какой-то
марш. И даже выговорил вслух несколько поощрительных слов и названий себе самому, вроде
мордашки и каплунчика. Но потом, вспомнивши, что он не один, притихнул вдруг, постарался
[вдруг, и постарался] кое-как замять неумеренный порыв восторгновенья, и когда Платонов,
принявши кое-какие из этих звуков за обращенную к нему речь, спросил у него: “Чего?” он
отвечал: “Ничего”.

Тут только, оглянувшись вокруг себя, он заметил, [он увидел] что они, ехали прекрасною
рощей. Миловидная березовая ограда тянулась у них справа и слева. В ст<ороне> дерев
мелькала белая каменная церковь. [Вместо “мелькала ~ церковь” начато: показалась на одной
стороне белая каменная церковь, по другую] В конце улицы показался господин, шедший к
ним навстречу, в картузе, с суковатой палкой в руке. [Далее начато: “Стой”, сказал]
Облизанной аглицкой пес, на высоких ножках, бежал перед ним.