Page 701 - Мертвые души

к генерал-губернатору”. [Далее начато: Вот тебе на! Перед] Чичиков так и обомлел. Перед ним
торчало страшилище с усами, лошадиной хвост на голове, через плечо перевязь, через другое
перевязь, огромнейший палаш [Далее начато: с правой] привешен к боку. Ему показалось, что
при другом [что и с другого] боку висело и ружье, и чорт знает что. Целое войско в одном
только. Он начал бы<ло> возражать, [страшило] грубо заговорило: “Приказано сей же час”.
[Далее начато: взглян<ув>] Сквозь дверь в переднюю он увидел, что там мелькало и другое
страшило, взглянул в окошко, и экипаж. Что тут делать? Так, как был во фраке наваринского
пламени с дымом, [Далее начато: отправился] должен был сесть и, дрожа всем телом,
отправился к генерал-губернатору, и жандарм с ним. В передней не дали даже и опомнить<ся>
ему. “Ступайте, вас князь уже ждет”, сказал дежурный чиновник. Перед ним, как в тумане,
мелькнула передняя с курьерами, принимавшими пакеты, потом зала, через которую он
прошел, думая только: “вот как схватит, да без суда, [да прямо без суда] без всего, прямо в
Сибирь”. Сердце его забилось с такой силою, с какой не бьется [не бьется оно] даже у
наиревнивейшего [даже у наибешеннейшего] любовника. Наконец, растворилась роковая
дверь, [растворилась перед ним дверь] предстал кабинет, с портфелями, шкафами и книгами, и
князь гневный, как сам гнев.

“Губитель, губитель!” сказал Чичиков: [Далее было: он мою душу погубит] “Погубит он
мою душу. [Далее было: а. и чуть, не упал в обморок; б. Начато: Как зверь на хищную добычу]
Зарежет, как волк агнца!”

“Я вас пощадил, я позволил вам остаться в городе, тогда как вам следовало бы в острог.
А вы запятнали себя вновь бесчестнейшим мошенничеством, каким когда-либо запятнал себя
человек”. Губы князя дрожали от гнева.

“Каким же, ваше сиятельство, бесчестнейшим поступком и мошенничеством?” [и
мошенническим поступком] спросил Чичиков, дрожа всем телом. [Далее начато: Князь
устремил]

“Женщина”, произнес князь, подступая несколько ближе и смотря [Далее начато: прогла
<тывая? >] прямо в глаза Чичикову: “женщина, которая подписывала по вашей диктовке
завещание, схвачена и станет с вами на очную ставку”:

Чичиков стал бледен, [Чичиков сделался] как полотно. “Ваше сиятельство, скажу [Я
скажу] всю истину дела. Я виноват; точно, виноват, но не так виноват: меня обнесли враги”.

“Вас не может никто обнесть, потому что в вас мерзостей в несколько раз больше того,
что может <выдумать> последний лжец. [Далее начато: Вы в жизни не делали] Вы во всю
жизнь, я думаю, не делали небесчестного дела. Всякая копейка, добытая вами, добыта
бесчестней<шим образом >, есть воровство и бесчестнейшее дело, за которое кнут и Сибирь.
Нет, теперь полно. С сей же минуты будешь отведен в острог, и там, [Далее начато: должен]
наряду с последними мерзавцами и разбойниками, ты должен <ждать> разрешенья участи
своей. И это милостиво еще, [Далее начато: ты ху<же>] потому что <ты> хуже их в несколько
<раз>: они в армяке и тулупе, а ты…” Он взглянул на фрак наваринского пламени с дымом и,
взявшись за шнурок, позвонил.

“Ваше сиятельство”, вскрикнул Чичиков: [Далее начато: <1 нрзб.> повалился на землю]
“умилосердитесь. Вы отец семейства. Не меня пощадите, [Далее начато: врешь] старуха мать”.

“Врешь”, вскрикнул гневно князь. “Так же ты меня тогда умолял детьми и семейством,
которых у тебя никогда не было, теперь матерью”.