Page 706 - Мертвые души
P. 706

собственных трудов… Нет, займусь трудом, поселюсь в деревне, и займусь честно, не то что
               широмыжничая, так чтобы иметь доброе влиянье и на других. Что ж, в самом деле, будто я уже
               совсем негодный? У меня есть способности к хозяйству; [способности заняться хозяйством] я
               имею качества и бережливости, и расторопности, и благоразумия, даже постоянства. Стоит
               только решиться. [Далее начато: Чувствую что есть] Теперь только истинно и ясно чувствую,
               что есть какой-то долг, который нужно исполнять человеку на земле, не отрываясь от того
               места и угла, на котором он постановлен”. [Далее начато: И жизнь] И трудолюбивая [Далее
               начато:  удаленная]  жизнь,  удаленная  от шума  городов  и  [всех]  тех  соблазнов,  которые от
               праздности выдумал, позабывши труд, человек, [выдумал человек] так сильно стала перед ним
               рисоваться, что он уже почти позабыл весь ужас своего положения и, может быть, готов был
               даже возблагодарить провиденье за этот тяжелый <урок>, если только выпустят его и отдадут
               хотя  часть…  Но…  [дверь  отворилась]  одностворчатая  [дверь]  его  нечистого  чулана
               растворилась, вошла чиновная особа Самосви<с>тов, эпикуреец, отличный товарищ, кутила и
               продувная  бестия,  как  выражались  о  нем  сами  товарищи.  В  военное  время  человек  этот
               наделал бы чудес. Его бы послать куда-нибудь пробраться сквозь непроходимые, опасные
               места, украсть [Далее начато: в виду са<мого>] перед носом у самого неприятеля пушку, —
               это  его  бы  дело.  Но  за  неименьем  военного  поприща,  [Далее  начато:  а.  подвизался  на;  б.
               вместо штатском; в. и на место дел, которыми  бы; г. и на место подвигов, за которые был
               недаром украшен] на котором бы, может быть, он был честным человеком, он пакостил и
               гадил. Непостижимое дело! С товарищами он был хорош, никого не продавал [Далее начато:
               ни кому] и, давши слово, держал. Но высшее над собою начальство он считал чем-то вроде
               неприятельской  батареи,  сквозь  которую  нужно  пробиваться,  пользуясь  всяким  слабым
               местом, проломом или упущением…

                     “Знаем всё об вашем положении, всё услышали”, сказал он, когда увидел, что дверь за
               ним плотно затворилась. “Ничего, ничего. Не робейте: всё будет поправлено. Все станем [Все
               будем] работать за вас и — ваши слуги. Тридцать тысяч на всех — и ничего больше”. [Далее
               начато: “Как”, вскрикнул Чичиков: “думает<е>]

                     “Будто”, вскрикнул Чичиков: “и я буду совершенно оправдан?”

                     “Кругом! Еще и вознагражденье получите за убытки”.

                     “И за труд…”

                     “Тридцать  тысяч.  Тут  уже  всё  вместе  —  и  нашим,  и  генерал-губернаторским,  и
               секретарю”.

                     “Но  позвольте,  как  же  я  могу?  Мои  все  вещи,  шкатулка,  всё  это  теперь  запечатано,
               [теперь описано] под присмотром”.

                     “Через час получите всё. По рукам, что ли?”

                     Чичиков дал руку. Сердце его билось, и он не доверял, чтобы это было возможно.

                     “Пока  прощайте.  Поручил  вам  <сказать>  наш  общий  приятель,  что  главное  дело  —
               спокойствие и присутствие духа”.

                     “Гм”, подумал Чичиков: “понимаю — юрисконсульт!”

                     Самосвистов скрылся… Чичиков, оставшись, всё еще не доверял словам, как не прошло
               часа  [не  прошло  еще  часа]  после  этого  разговора,  как  была  принесена  шкатулка,  бумаги,
   701   702   703   704   705   706   707   708   709   710   711