Page 83 - Отец Горио

начинал цедить фразы и его не останавливала Мишоно, он говорил безумолку, как заведенный
автомат. Заговорив об одном предмете и не сделав никакого вывода, он переходил путем
различных вводных предложений к совершенно противоположной теме. Приближаясь к
«Дому Воке», Пуаре совсем заплутался среди всяких отклонений и ссылок на разные случаи
жизни, так что, наконец, добрался до рассказа о своих показаниях в деле г-на Рагуло и г-жи
Морен, где он выступал свидетелем защиты. Входя в том, его подруга успела разглядеть
Эжена и мадмуазель Тайфер, увлеченных задушевным разговором на столь животрепещущую
тему, что ни тот, ни другой не обратили ни малейшего внимания на двух пожилых жильцов,
проследовавших через столовую.
— Так оно и должно было кончиться, — заметила мадмуазель Мишоно, обращаясь к
Пуаре. — Всю последнюю неделю они посматривали друг на друга томным взглядом.
— Да, да, — ответил Пуаре. — Потому-то ее и осудили.
— Кого?
— Госпожу Морен.
— Я говорю вам про мадмуазель Тайфер, — сказала мадмуазель Мишоно, войдя по
рассеянности в комнату Пуаре, — а вы толкуете мне про госпожу Морен. Что это за женщина?
— А в чем же виновата мадмуазель Викторина? — спросил Пуаре.
— В том, что любит Эжена де Растиньяка и лезет, наивная бедняжка, сама не зная куда.
Утром г-жа де Нусинген довела Эжена до отчаяния. В глубине души он уже отдался
полностью на волю Вотрена, сознательно не вдумываясь ни в причины приязни к нему этого
необыкновенного человека, ни в будущее их союза. Необходимо было чудо, чтобы спасти его
от падения в пропасть, над которой он занес ногу час тому назад, обменявшись с мадмуазель
Викториной самыми нежными обетами. Викторине чудился голос ангела, ей открывались
небеса, а «Дом Воке» весь расцветился для нее фантастическими красками, как театральные
дворцы под кистью декоратора: она любила и была любима, по крайней мере в это верила она!
Да и какая женщина на ее месте не верила бы в это, глядя на Растиньяка и слушая его целый
час, тайком от пансионских аргусов?
Отлично сознавая, что поступает гадко, а вместе с тем не отказываясь от своих
намерений, Эжен старался убедить себя, что, осчастливив женщину, он тем искупит
простительный свой грех, и в таких бореньях с совестью он даже похорошел от решимости
итти напропалую и светился всеми огнями ада, пылавшего в его душе. К счастью для него,
чудо свершилось: весело вошел Вотрен, прочел все, что таилось в сердцах обоих молодых
людей, соединенных изобретательностью его дьявольского ума, и сразу оборвал их радостное
настроение, насмешливо запев своим сильным голосом:

Мила моя Фаншета
Душевной простотой…

Викторина скрылась, унося с собой столько счастья, сколько натерпелась горя в жизни
до сих пор. Бедняжка! Пожатье рук, прикосновение волос Эжена к ее щеке, словечко,
сказанное на ухо так близко, что чувствовалась теплота милых губ, трепет руки, сжимавшей ее
талию, поцелуй в шею — все претворялось в священные обеты любви, а грозное соседство
толстухи Сильвии, готовой каждую минуту ворваться в эту лучезарную столовую, делало их
пламеннее, острее и заманчивее самых разительных примеров беззаветного чувства в самых
знаменитых повествованиях о любви.
Робкие залоги любви , по образному выражению наших предков, казались
преступлением юной, благочестивой девушке, ходившей к исповеди каждые две недели!
Расточая сокровища своей души, она сейчас их подарила больше, чем впоследствии, став
женщиной богатой и счастливой, могла подарить, отдавая себя всю.
— Дело сделано, — заявил Вотрен Эжену. — Наши денди повздорили. Все имело
приличный вид. Ссора на почве убеждений. Наш голубок оскорбил моего сокола. Встреча —
завтра, в Клиньянкурском редуте. В половине девятого, когда мадмуазель Тайфер будет