Page 200 - И жили люди на краю

197
(Гурей сказал это по-русски). И представилось: схватит меня,
завернутого в простынь, – а мне и рук не поднять, голым окажусь
перед женщинами и перед ним, – вытолкнет в окно, а после и с
крыши прямо на штык японского солдата, адъютанта того
офицера, что в кабинете хозяина почивал. Да, было у тестя такое
желание – позже он сам признался; тогда же сел напротив,
скрестил руки на груди и долго, убийственно долго рассматривал
меня. Затем поинтересовался у дочери:
– Как здоровье?
– Рожу, папенька, скоро.
– Нашла время, – проворчал он. – Война вон... Ох, бабы! – и
вдруг меня спросил: – Что делать умеешь?
Я ответил, что и пахать, и сеять, и печи класть, и дома
строить.
– А торговать, лукавить, обманывать умеешь? – он
посмотрел на меня в упор.
– Этому не обучен, – заявил я.
Он сказал:
– Не было учителя.
Гурей глазами показал Киму на кружку: дескать, бери,
стукнул легонько своей о его (кореец не понял, зачем старик это
сделал) и опять залпом выпил. Ким встряхнул головой: не может
он так и уже пьян.
– Так вот, – продолжал старик, – отец встал и увёл с собой и
жену, и дочь. А я сидел и не знал, что всё это значит, удирать или
ждать? Часы на стене тикали, а время вроде стояло; тишина –
гробовая и в доме, и на дворе. Наконец он воротился. Не один
пришёл, за дверью прислуга перетаптывалась. Вот он забрал у
неё еду, графин с вином, рюмки, а на пол бросил какой-то узел.
Остались мы один на один. Налил он в рюмки вина, протянул мне
и сказал:
– Ты волен думать: мол, война, столько жертв, а я с