Page 203 - И жили люди на краю

200
молоденькой и чудо-красивой женой. Она шепнула мне: мол,
увези старого хрыча куда-нибудь подальше, и пока он будет
искать обратную дорогу, мы хорошенько повеселимся. Взыграла
молодая кровь, попросил дружков достать лошадей, один в
кучера переоделся; граф уселся к нему в сани и велел к
предводителю дворянства везти – очевидно, по какому-то делу;
ну, кони ехали, ехали да понеслись! А было безлюдно, темно.
Вылетели кони за околицу, здесь в сани прыгнули двое, то есть я
с приятелем. Граф, понятно, сперва рассвирепел, угрожал, а
затем просить стал, чтобы живым отпустили, деньги давал. А что
мне деньги? Красотка в номерах ждёт. И надо, чтобы граф, этот
дьявол длиннобородый, подольше в лесу поплутал. И вот у меня
(ты, Кимуша, понимаешь, что это не у меня, но мне так говорить
предстояло) – у меня возникла мысль. Завели мы графа в лес,
расщепили топором и клином берёзовый пень, в расщеп всунули
длинную его бороду и выбили клин; пень намертво захватил
графские волосья. Мы умчались веселиться, а граф две ночи и два
дня орал, зовя на помощь. Охрип и замёрз бы, если б не охотник.
Случайно он вышел на него, отрезал ему бороду и привёл в город
– полусумасшедшим. Был суд; тех двоих парней – в тюрьму, а
меня – на каторгу, потому что меня признали главным и очень
опасным злодеем. Выслушал я это, Кимушка, и, знаешь,
согласился. Ради Луши. И понимал: отец её всё это делает тоже
ради Луши. Я только спросил:
– Правда, что всё так случилось?
Ее отец сказал:
– Не совсем так, но случилось. И тебе лучше стать бывшим
каторжником, работающим теперь у меня, чем назваться
матросом с крейсера. Фамилия твоя теперь Квашнёв. Имя –
Гурей. Запомни. Всё остальное сам улажу.
Осушили мы весь графин; велел мне спать здесь, на постели
дочери, и ушёл. Уснул я мёртвым сном. Растолкал он меня на