Page 207 - И жили люди на краю

204
Распорядился он найти чистую кадку, вымыть её и приготовить
воду. Заодно велел и детей хорошенько помыть. Вот так,
Кимушка, один или, может, пять человек беспокоятся, заботятся
о душе человеческой, а остальным – наплевать. Да и многим
самим людям наплевать на свою душу. Не жизнь ли ломает?..
Поставили на стол самовар, варенья разного, печенья и
пышных сдоб. Епископ на чай навалился – чашку за чашкой
выдувал. И опять рассказывал. Ехал, значит, по дороге из
бывшего Корсаковска; возле лошади – слепни, мухи, как в
русской деревне. Пихта, берёза, рябина, ель – тоже напоминают
Россию. Встретилась русская двуколая телега, с русской дугой,
старичок русский в кучерах; смял шапку. Вот Третья Падь.
Обычные дома, при них – дворы, хлева, курные баньки, только
почти везде уже живут японцы. Как забилось бы сердце прежде
при виде этого клочка родины. Но теперь в душе лишь горькое
сознание: было наше, да стало не наше. Краска стыда на лице, а в
сердце – боль. Так говорил епископ; я сидел, молчал, и мне тоже
было стыдно: плохо дрались...
Вдруг вздрогнула земля и всё, что на ней. И Гурей с Кимом
вздрогнули на крыльце.
– Идут, Гурея. Армия это!
– Ну и что? – равнодушно сказал Гурей. – Бежать всё равно
некуда.
– В лес пошли, Гурея.
– А что лес? Мы не партизаны и воевать не собираемся. Вот
что у нас вместо оружия! – старик тряхнул пустой кружкой. –
Давай-ка, дорогой, вероятно, совсем по последней. А то упадёт
снаряд, расплескается ведь всё...
– Но ты, Гурея, им всё-таки свой.
– Ой, не думай так. За сорок лет я только единожды видел
русского моряка оттуда. Его пароход японская подлодка
потопила...