Page 241 - И жили люди на краю

238
просигналили о её появлении и поспешили в свой отряд, как
после горстка русских моряков встала навстречу полчищу
японцев.
– На врага я шёл рядом с другом, – сказал Игнат
Игнатьевич. – После, как схватились с японцами, я потерял его из
виду. Но, израненный, падая, я увидел, как Петра в спину
штыком... Я чудом уцелел, а друг погиб. Погибло много русских
мужиков, и сердцу больно, что нет у них могил, и никто их не
помнит на той земле, где остался враг, да и... – с дрожащих от
волнения губ едва не слетело: дескать, и у себя на родине те
русские мужики оказались отверженными и забытыми, – он ещё
отпил компота и закончил призывом: скорее очистить остров от
врагов.
Забравшись в кабину машины, Игнат Игнатьевич думал:
какие славные парни, как увлечённо слушали, а
завтра-послезавтра иные рухнут в густые травы, как те матросы и
дружинники. И были ли, не были? Вот, говорят, сержант,
александровец, на важном участке наступления закрыл собою
амбразуру дота. Его имя, пожалуй, сохранится на какое-то время.
Всё – на какое-то время, если говорить честно. Разве мало было
героев сражений у древних греков или римлян? Да и у нас,
россиян! Но их безжалостно смывает течение времени; чем
дальше течёт, тем меньше оставляет имён, стирает даже большие
события. Мало кому из ныне живущих суждено глянуть из
грядущего далека, допустим, из двухтысячного года. Что они
увидят? То же самое или что-то ещё? Но главный вопрос: будет
ли у людей третьего тысячелетия хоть какое-то уважение к нам, к
нашему времени, хоть как-то поймут ли они нашу
наитяжелейшую жизнь? Скорее всего, и бои наши, и жизнь
станет для них чем-то отдалённым, не затрагивающим душу.
Получится так, как однажды сказала Елена: «Знаешь, папа, а
меня не расстраивает то, что печенеги из черепа Игоря сделали