Page 750 - И жили люди на краю

747
сложилась такая картина. Верно, сынки, были двое. С аэроплану
упали. Он её на самодельных санках из тайги волок. Ну-да,
покормили, чем могли. Ох, какие усталые они были! Её,
красавицу, старуха на печь уложила. И сама с нею. Да-да, вместе
с бабкой спала. Бабка очень любит печку, а молодухе полагалось
согреться. Ну а с ним – Мишкой вроде кличут, да? – с ним
самогоночки малость дёрнули, и он на постель, носом в подушку.
Укрыл его полушубком, посидел, радио послушал. Артист
хорошо так про летчика читал, ну того, который один в лесу
оказался, медведя застрелил и, голодный, с разбитыми ногами,
долго выбирался. Ага, верно – «Повесть о настоящем человеке».
И он, Мишка, – настоящий человек. Что? А, утром? А что утром?
Она со старухой поднялась. Его к столу лишь растолкали.
Закусили плотненько – и в путь. Что, что? О, господи, чего
только злые люди не наблекочут! Да когда им, пострадальцам,
заняться было этим? Ведь Мишка выносил её, как с поля боя. Ну,
случился, правда момент, в который он, дед, старая перешница,
мог и не доглядеть за молодыми. Это тот момент, когда
проезжали через тёмный туннель.
Тишину зала колыхнул смех. Даже представитель горкома
улыбнулся.
С задних рядов выкрикнули, дескать, хватит без толку
время тратить, надо жалобщика к ответственности привлечь…
Этот день Ромашов посчитал переломным: если вчера
походил на неумелого канатоходца, которого шатает из стороны
в сторону, и всем видно, что долго не удержится, сорвётся, то
теперь ощутил равновесие и уверенность – дойдёт до конца.
И Елена, ставшая замкнутой и словно оглохшей от слухов,
блуждавших по городу, – невозможно было понять, верила им
или нет, а Михаила ни о чём не спрашивала, – узнав о последних
новостях (о них рассказал не муж, а знакомая, жена
горкомовского работника), как-то сразу вышла из оцепенения, и