Page 752 - И жили люди на краю

749
что же удержало его не принять яд? Трудно объяснить. Может,
оробел, может, сдержало неприятие навсегда лечь в могилу
далеко от родины, а может, почувствовал, что не надо так сразу
хлопать дверью: прощайте – и точка. А вдруг пан офицер
приехал не затем, чтобы арестовать его? Ведь он мог это сделать
незамедлительно.
Да, тогда он поставил флакончик на полку, подумав, что
успеет прийти за второй бутылкой и, коли понадобится яд,
возьмёт. Офицер тот, Данилов, оказался приятным,
разговорчивым малым с грустноватыми глазами. Он сказал, что
родом из сибирской деревни, отец его до войны ни в одном
городе не был, кроме Иркутска, а в войну прошел от Москвы
через Украину и Польшу; из Германии вернулся домой без руки.
Очень переживает, что не получается, как хотел бы, вести
хозяйство. И он, Тимофей, хоть завтра поехал бы на родину.
Они хорошо, весело беседовали, выдули три бутылки
рисовой водки – за его, Адама, день рождения, здоровье, семью,
достаток в доме – и умяли всю снедь. Уже под вечер, когда
вышли на свежий воздух, офицер сообщил о цели своего приезда.
Адам удивился:
– Меня призывают в армию?
– Вас нанимают. Тут вы дома стряпаете, а там дадут вам
пекарню. Хлеба много надо. И весь с ходу – на стол. По вокзалу
не придётся ходить. Зарплату положат и паёк могут. Нормально
будет.
Адам, захмелевший, мотал головою, будто на неё лили
воду, а у него никак не получалось отклониться, фыркал и отирал
ладонью усы. Всё, что сказал офицер – как хорошее сновидение.
Он понимал: ему предлагают другую жизнь; это вроде и неплохо
– старая неотвратимо кончается. Значит, самому придётся
устраивать свои дела. А тут... И не думай. Офицер пообещал, что
предоставят и муку, и дрожжи, и масло; дадут помощников